не так

Добавлено: 28.05.05, 17:27 +0000 **не так**

Конечно, было много причин не верить самой себе.
Разве может являться светлейший лик в образе сиреневого куста, да еще и маленькой девочке, что засела с соседкой играть в куклы, на заднем дворе, там, где в густой траве стояли скамейки? Впрочем, Дарима находила потом, уже спустя годы, немало оправданий подлинности того, что произошло. Она читала, как однажды светлейший прочел проповедь перед двумя козочками, а был также некий святой Француз, что держал речь перед воробьями и воронами. Так, что явление светлейшего лика перед восьмилетней девочкой было и не таким уж оригинальным событием. Неужели она ничтожнее козочки или воробушка? А то, что светлейший был запечатлен в минутном состоянии кроны сиреневого дерева, так это не более странно, чем неопалимая купала.
Описывать лик легче всего самыми простыми словами: ветви, листья, колоски сирени сложились так, что образовали живое лицо. И все было в этом зеленном лице хорошо. Лик улыбался, слегка покачиваясь от ветра.
- Эй, что там? – спросила подружка и дернула за плечо.
- Лицо.
Хотела показать ей, где именно, но в этот момент лик пропал, и лишь едва уловимое движение ветра в кроне могло намекнуть, что оно было где-то здесь.
- Вижу, вижу, - закричала подружка.
- Где, где? – запыхалась Дарима, стараясь следить за пальцем, которым девочка тыкала вокруг себя.
С одной стороны, она сомневалась, что та видела светлейший лик, но в тоже время, свидетель придавал ей некую уверенность в произошедшем событии.

Через несколько лет она так рассказывала мужчине, что лежал рядом с ней в кровати о том явлении. «Это был бог. Он улыбнулся мне. Озорно и по-доброму. Ничего мне не сказал. Просто смотрел на меня, будто фотографировал. Будто хотел снять на пленку, как я сижу в густой траве, под окнами нашей пятиэтажки. И если бы вышла такая фотка, то видно было бы не только мои сандалии, прическу, руки, ноги, лицо, а даже мысли. А какие мысли? Все о куклах, да о мороженом, еще немного про большую песочную яму, куда можно прыгнуть со всего разбегу. Все равно не ушибешься, потому что песок очень мягкий. Вот так сразу и будет все на той фотке: и я, и мысли мои».
Мужчина слушал и гладил ее худую спину, водя рукой между лопатками. Они могли лежать так часами, в выходные дни, когда только начали жить вместе. За окнами в кронах яблоневых деревьев плавал май, черемуха цвела, но уже опадали белые лепестки на тротуар, на траву, на оставленный с вечера под окнами сломанный детский велосипед. Лениво вставало солнце, прокрадываясь к балконам и крышам. Дарима рассказывала, а мужчина слушал, не перебивая, потому что ему был приятен ее голос.

Но в тот раз, она не сказала более никому о том, что видела лик. Пришла домой, посадила кукол на свою кровать. Прилегла рядом с ними, и незаметно уснула.
Проснулась, когда домой пришел дядя Коля. Он кричал на бабушку. Потом загремела посуда, свет под дверною щелью заколыхался. «Тише», - просила бабушка. А дядя Коля метался по комнатам, громко, с руганью, опрокидывая мебель. Пинком открыл дверь в спальню. «Не ходи туда, она спит», - бабушка тянула его за рукав. Дарима зажмурила глаза и попыталась дышать ровно, будто крепко спящая. «Спит?» - растеряно спросил он, остановился и вышел. Но потом все так же шумно ходил по дому. Требовал денег. Кричал. Был совсем пьяный. Бабушка плакала.

Утром за Даримой приехала мама. Они пошли домой через парк, где построили новые карусели: колокольчик, орбиту, железную дорогу. Дети с родителями уже заняли очередь к кассам.
- Хочешь прокатиться? – спросила мама.
- Нет.
- Давай прокатимся на Колокольчике, это совсем не страшно, - уговаривала мама.
- Я боюсь.
- Пойдем, посмотрим. Ты увидишь, это совсем не страшно.
Они стояли с полчаса у заграждения. И Дарима смотрела на детей, которые, болтая ногами, кружили в разукрашенных креслах. Лица их казались абсолютно счастливыми. После того, как заканчивалось оплаченное время кто-то плакал и не хотел уходить. И тогда мамы или папы, тащили их за руку. Выговаривали что-то строгое. Но уже другие дети кружили на Колокольчике. И никто из них даже не взглянул на нее.
- Я не хочу смотреть.
- Видишь, никто не боится.
Мама наклонилась к ней, и прядь черных волос слегка коснулась ее щеки, как будто легонько уколола.
- Давай прокатимся, будет весело.
Она развернулась и пошла по тропинке. Ей хотелось прокатиться, но денег ведь было совсем мало. Мама догнала ее, взяла за руку. Они шли, не спеша, разговаривали. Дарима спросила, когда приедет папа.
- Через месяц. Ты соскучилась?
- Он привезет деньги?
- Очень много денег, - ответила мама и засмеялась. Она сказала «Оооочень», растягивая букву «о», словно видела перед собой всю эту кучу денег.

У бабушки дома были куклы. Большие, старинные, в нарядных платьях, они имели свои кроватки, свою игрушечную коляску и посуду. Посуды было даже два комплекта. Один белый пластмассовый с тонкими синими узорами, а второй из фарфора: крошечные чашки, блюдца и чайничек, крышка у которого была с ее ноготь. Все это принадлежало раньше бабушкиной дочке, которая умерла совсем маленькой. А если бы не умерла, то стала бы ее тетей, и у них было бы общее имя. Еще в шкафу, на нижней полке лежал старый черный чемодан, там хранились тетины тетрадки, рисунки, несколько фотографий. Ее тетя осталась совсем маленькой девочкой. У нее на голове был огромный черный бант, и она улыбалась очень скромно.
- А сколько ей было лет, когда она умерла? – спросила Дарима у бабушки.
- Шесть лет. Она еще даже в школу не пошла, но уже была очень умная. В этих тетрадках это она сама писала, и считала.
- Здесь ошибка, - сказала Дарима и показала бабушке на столбик вычитания.

«Знаешь, там была ошибка. Я посчитала, не сошлось. А бабушка вдруг замолчала и как-то отстранилась от меня, словно была недовольна. Тогда я думала потому, что ее дочка ошиблась, а теперь мне кажется, - она повернулась к мужчине, - кажется, я понимаю. Трудно сказать точно, но вроде как будто эта девочка снова стала живой. Живой так, что смогла ошибиться. Я все протягиваю бабушке тетрадку, а она отворачивается от меня».

Игра в палисаднике, на заднем дворе теперь приобрела еще один смысл. Они с подругой нянчились, готовили суп, собирали желтые цветы одувана для песочной мебели, но Дарима украдкой посматривала на сиреневый куст, не появится ли святейший лик еще раз. Солнечный свет трепетал на влажных листьях, коричневых, отцветших колосьях, иногда слепил глаза. Дарима даже запомнила, как золотил этот свет русые волосы ее подруги, их всегда хотелось потрогать. Они, совсем мягкие на ощупь, будто кукольные, пахли яблочным шампунем сладко, как сами яблоки.
Один раз решили делать секретики. Набрали стеклышек, вкладышей от жевачек. У Даримы было только два вкладыша, и то какие-то не интересные, рисованные, потому что нашла их в подъезде. А кто будет выкидывать хорошие вкладыши? Никто. Подруга похвалила: «хорошие вкладыши».
Она умрет на следующий год. Упадет с балкона. Дариме даже имени ее не запомнилось, но осталась та благодарность от ее похвалы, ведь она почти была влюблена в нее, в ее мягкие пшеничные волосы, розовые сандалии, в смешливый и быстрый взгляд. Они зарыли секретики, через минуту раскопали снова и смотрели на вкладыши через стеклышки. Странное было удовольствие – увидеть их снова. «В следующий раз положим на фольгу, тогда красивше будет», - сказала подруга.
«Было бы хорошо фотографию бога положить в секретик», - подумала Дарима. У подружки дома была такая книга, где были фотографии бога. Вырезать бы и положить под стеклышко, а потом прибегать и смотреть на него, как он улыбается. Подумала, но вслух не сказала.

- Бог – это Иисус Христос.
- Откуда ты знаешь?
- Он умер, а потом воскрес. Еще ему надо молиться, тогда он исполнит желания.
Они шли по трамвайным путям, перепрыгивая со шпалы на шпалу.
- Я знаю, что надо молиться.
- Надо делать так, - подружка сложила ладони и закрыла глаза, - о боже, спаси, помилуй, даруй прощения.
Дарима тоже сложила ладони и принялась повторять:
- Деточкам нашим защиты, здоровья...

Бабушка плакала только из-за дяди Коли. Дядя Коля пил водку. Еще он смотрел телевизор, лежа на диване, а когда по телевизору не показывали спорт, то начинал кричать, ругаться, требовать деньги. Бабушка отвечала ему, совестила, а он от того, все громче кричал. Однажды схватил табуретку, замахнулся на бабушку, а Дарима вцепилась ему в штаны.
- Не трогай бабушку!
Тот со всей силы грохнул табуретом по полу, что одна ножка отскочила, и покатилась к серванту.
- Деньги дай.
- Не дам.
- Не дадим денег! – закричала Дарима, - уходи!
Они с бабушкой потом вдвоем сидели на кухне. Старая женщина смотрела в окно, а Дарима пила чай. Уже и не хотела пить, но все сидела с бабушкой.
- Когда папа приедет, будешь с нами жить? Мама сказала, что он много денег привезет.
Но бабушка даже не повернулась к ней. Видно было только, как слезы бегут по лицу, и с подбородка, она стирала их рукой.

В день, когда дядю Колю увезли в больницу, Дарима не вышла из спальни. Бабушка звонила маме на работу, чтобы та прибежала быстрей. Он лежал в коридоре и все говорил, что умирает, что внутри жжет (потом врачи скажут, что в желудке нашли тараканьей отравы). Приехала скорая, его забрали, бабушка отправилась с ними.
С порога мама спросила:
- Уже уехали?
Она не находила себе места. Звонила в больницу, ей не ответили. Все расспрашивала дочку, но та отвечала неохотно. Потом немного успокоилась.
- Иди ко мне, посидим вместе.
Дарима присела рядом, мама обняла ее, прижала к себе, поцеловала в макушку.
- Хоть бы он умер, - сказала Дарима.
- Нельзя так говорить, - тихо, спустя немного времени ответила мама, - он твой дядя.
- Хоть бы он умер. Я его ненавижу.
- Он тебя любит.
- Хоть бы он умер!
Мама еще крепче сжала ее.
- Замолчи.
- Он никого не любит.

На следующее утро, Дарима проснулась рано, ее разбудил бабушкин голос.
- Я видела сон, - рассказывала она негромко своей дочке, - будто я шла по дороге и оказалась у моря. Большое синее море, как в Югославии, когда мы с твоим отцом ездили по путевке. Только берег был из белого песка, а в самом море много белых скал. Я остановилась у воды. Подняла глаза к небу и увидела радугу. Большая, цветная, от одного края неба до другого. И на этой радуге сидят женщины с зонтами и мужчины. И они все улыбаются мне.
- Это будды, - тихо сказала мама.
- Ом мани падмехум, - еще тише сказала бабушка, - думаю, что с Колей все будет хорошо, поправиться. Проснулась, и так легко мне было, так счастливо.
Дарима лежала спиной к ним, и все не решалась повернуться.
- Ты видела бога? – не выдержала она.
- Ой, кто проснулся? – засмеялась бабушка.
- Любопытной Варваре, - мама щелкнула ее по носу, - нос на базаре оторвали.

Неужели она ничтожнее козочки или воробушка? День, когда сиреневый куст сложился в святейший лик, прошел так давно, но взгляд его был так ласков, так добр; больно было подумать, что больше не встретить его, или что она всего лишь сама придумала это.
- Обними меня крепко.
Тепло его тела, его запах (а она лежала с закрытыми глазами) были родными, с ними было спокойно, как раньше с мамой. Она все не решалась открыть ему самое главное. И не надо говорить об этом. Никому. И ему не надо.
- Ты меня не обидишь?
- Плачешь? – спросил он, - я что-то сделал не так?
Она обхватила его и чтобы не закричать, уткнулась ему в грудь. А потом сказала:
- Это я. Я что-то сделала не так.
_________________
мой сайт

Добавлено: 28.05.05, 18:17 +0000 **Вслух**

Начал читать, появилась мысль-значить, как нибудь так.ъ
На середине подумал - надо написать, что мало природы - Где природа, гдк мать твою так, природа - передумал. )
В конце я запутался, решил просто сказать - блин здорово написала, она имеет право писать в демиурги, даже не в журнал, блин. )Щ
_________________
Послушно взираю на лик своего ламы
Но вновь неумолимо предстает предо мной твое лицо, красавица

Добавлено: 28.05.05, 22:33 +0000

Неопалимая Купина.

Добавлено: 29.05.05, 00:33 +0000

Добавлено: 29.05.05, 00:42 +0000

аминь :D

Обсуждаемое