Интересно, что этот манифест, о котором говорится в летописях Юмсунова (без упоминания года), Тобоева (но не как о манифесте, а просто о факте признания в этом году 150 лам комплектными и освобождении их от податей) и Ломбоцыренова (у него указывается и год и все остальное), а также в Записках Заяева (просто об утверждении в 1741 году штата лам без указания имени самодержицы). Во всех источниках говорится просто об высочайшем утверждении, но не о каком-то особом указе. У Герасимовой же говорится об указе, по которому 150 лам утверждались комплектными, приводились к присяге на верность Ее Величеству, освобождались от ясака и других повинностей и получали разрешение проповедовать учение между кочующими, со ссылкой на Материалы комиссии Куломзина. У нее же с той же ссылкой сказано также, что Кильгонтуйская кумирня признается главной среди 11 "ламских капищ", а Агван-Пунцук назначен главным ламой со званием ширетуя (именно тогда, видимо, звание ширетуй получило официальный ранг и подвинуло вниз звание соржи). Повторю, что Герасимова ссылается только на Материалы Куломзина (мне сейчас не доступные, к огромному сожалению и минусу для этого исследования). Мною изучено Первое Полное собрание законов Российской Империи, том. 11, Правление Елизаветы, 1741 год и начало 1742, но никаких распоряжений, относящихся к ламаитам Восточной Сибири не найдено. Есть распоряжение по чукчам, камчадалам, но ничего о бурятах. Некоторые исследователи говорят об именном указе, то есть подписанном Елизаветой самолично, что вполне вероятно. Остается предположить лишь, что данный указ не вошел в ПСЗ, не был включен Сперанским, как и множество других указов и предписаний. Многие указы не были включены в связи с политическими причинами, особенно касающиеся неких послаблений, допущенных правительством в прошлом. ПСЗ был составлен при Николае I в 1830 году Сперанским, тем самым, который 8 лет ранее составил весьма либеральный Устав по управлению инородцев, но при Александре. Николаевские времена - период реакции, когда пересмотру подвергались многие либеральные анахронизмы прошлого. И хотя ничего либерального по сути в указе Елизаветы не было, именно при Николае готовилось новое законоположение в отношение буддистов. Но об этом позже. Вероятно, по этой причине, указ или манифест Елизаветы не вошел в ПСЗ. Следует установить, указывает ли Куломзин ссылку на документ. Вероятно, он и теперь хранится где-нибудь в архивах Посольского или Сибирского приказов, если не сгорел. По сути принятая дата признания буддизма в России базируется лишь на упоминании указа Елизаветы Петровны в Материалах комиссии Куломзина, а копия самого указа, может статься, и не существует уже в природе.

В литературе часто можно прочитать о том, что Елизавета, якобы, объявила буддизм государственной религией, что абсолютно неверно. Императрица просто разрешила исповедовать и проповедовать "ламайскую веру" в среде кочевых бурят, закрепила и ограничила число священослужителей и "капищ". Причем разрешение это давалось не навечно (и здесь еще одна причина невключения его в ПСЗ), а лишь временно, ибо par excelence Россия видела, конечно, всех своих подданных православными и оседлыми. Если сравнить свободу, которой пользовался буддизм до указа императрицы, то распоряжение Елизаветы можно скорее назвать ограничительной мерой.

Наверняка у многих возникает вопрос, насколько появление указа связано с самим фактом прихода к власти Елизаветы. В этом, на первый взгляд либеральном акте, видится противоречие с ее последующей жесткой политикой в отношении нехристианских народов империи. И напротив, подписание указа в первые дни или недели после прихода к власти Елизаветы через заговор и государственный переворот может привести к мысли о том, что указ стоит в ряду других либеральных указов императрицы (их, правда, было немного и касались они приближенных монархини). Но едва ли новая императрица могла серьезно опасаться сомнений, которые могут возникнуть у бурятского населения в вопросе легитимности ее прихода к власти. Елизавета просто подписала указ, уже подготовленный ее подчиненными в Сибирском приказе, а еще ранее губернскими властями в Тобольске и Иркутске, а еще точнее лично вице-губернатором статс-советником Лангом на основании собственного опыта, сображений, собранных сведений и в логическое продолжение политики Рагузинского.  Личность Елизаветы в судьбе указа едва ли имела место, только лишь ее рука, росчерк пера. В 1741 году не вполне образованная Елизавета, смею предположить, едва ли могла бы указать на карте свои забайкальские владения. Ее современник князь Щербатов говорил по этому поводу: "Сия государыня... от природы наделена довольным разумом; но никакого просвещения не имела…" Нужно знать законы, по которым работает государство, чтобы представить себе историю подобных распоряжений. Подавляющее число их по сути готовилось властями на местах, лучше знавших обстановку и дело. Монаршьи лица часто просто утверждали предложения, сформулированные чиновниками и ведомствами. Таким образом указ Елизаветы Петровны стал суммой российской политики в отношении бурят-монгольских подданных с 1689 года, которых власти очень не хотели видеть буддистами, но были вынуждены их таковыми признавать, ибо те несли службу по защите очень важного отрезка рубежей империи и их недовольство и уход могли бы спровоцировать опаснейший кризис в местах, где государство не могло иметь достаточных сил для обороны. Кроме того, явное и неприкрытое ущемление прав буддистов потенциально могло полсужить предлогом для военного вмешательства Цинского императора (по тем же причинам власти опасались ретивости православных миссионеров на Северном Кавказе из опасений дать предлог к вмешательству со стороны Османского султана). То, что впервые уяснили на месте Головин и Рагузинский, сформулировал и представил на высочайшую конфирмацию вице-губернатор Лоренц Ланг, первый действительно просвещенный иркутский наместник (имевший, кстати, востоковедные интересы и коллекционировавший восточную литературу).

Бытует также мнение, что указ Елизаветы Петровны был шагом либеральным, одним из немногих в ее нелиберальном правлении. Но это едва ли так. Высочайшее признание буддизма можно скорее назвать шагом прагматичным, шагом, при совершении которого перевесили опасения, а не идеология, как в случае с мусульманами на волжских территориях. Там Елизаветой Петровной было продолжено дело отца по насильственному крещению иноверцев, но уже без петровского наказа обращения через просвещение, а погоня за цифрами и количеством, сухое бюрократическое насилие, как фискальное, так и физическое. Созданная в ее правление Комиссия по новокрещенским делам вошла в историю как образец антихристианского подхода к христианизации. Сотни разрушенных мечетей (418 из 536 в Казанской провинции), десятки тысяч насильно крещенных (100 000 только в той же провинции по отчета Конашевича и Сеченова), мучения и грабежи отказавшихся принять крест - итог религиозной политики Елизаветы Петровны. Заметим, что это вызвало череду восстаний мусульман, как, например, восстание Батыршаха в 1755 году, именно тогда и были заложены причины восстания Пугачева, которое современные исследователи уже несклонны называть русским бунтом, ибо основной движущей силой его являлись башкиры, татары и казахи. Примечательно, что именно в ее правление, несмотря на все запреты, угрозы, репрессии и христианскую миссионерскую активность, барабинские татары принимают ислам. Следует отметить, что, возможно, самые тяжелые времена своей нелегкой истории пережили старообрядцы во период правления Елизаветы. Императрица запретила всякой исповедование иудаизма на территории империи, по религиозным соображениям осуществлялась дискриминация армян. При всем этом, в эти же времена власти не забывали осторожности, когда этого требовала геополитика. Так, в 1744 году правительство предпочло отправить христианскую миссию к осетинам, состоящую лишь из грузинских священников, дабы не вызывать раздражение и вмешательство Оттоманского султана. В местах потенциального противостояния с другими империями миссионерский пыл побеждала прагматика. Этот государственный рационализм стал брать верх над идеей христианской унификации любой ценой и в поздний период правления Елизаветы (с 50-х годов XVIII века), когда она распоряжается прекратить насильственные крещения иноверцев, особенно мусульман, вероятно, впечатленная масштабами растущих недовольств. Мусульманам разрешено восстановить часть разрушенных мечетей. Нужно сказать, что во всем этом решающую роль сыграло и начало Семилетней войны: государство нуждалось в войсках на западных фронтах, а угрозы массовых восстаний внутри страны были очень велики. Тем не менее, с возрастом, как отмечают многие исследователи, религиозная политика Елизаветы становилась все более терпимой. Любопытно, что несмотря на репрессивный характер религиозной политики Елизавета оставалась вполне благосклонной к киргизам, казахам и калмыкам. Все время правления Елизаветы калмыки пользовались незафиксированным законодательством правом свободно исповедовать буддизм. Вероятно, и этот подход диктовался соображениями государственной прагматики, ибо калмыки очень часто использовались империей как во внешних, в качестве союзников, так и во внутренних, в качестве карателей, конфликтах.

Что касается язычников, то их крещение сопровождалось насилием чаще в западных частях империи. Так, существуют свидетельства истязаний и пыток, практиковавшихся в отношении череимсов, мордвы, чувашей, отказывавшихся принимать крещение. Христианизация хантов, манси, селькупов хотя и не сопровождалась сопротивлением, но носила поверхностный характер, что приводило к применению и карательных мер в отношении шаманов, как в Сургуте в 1748 году (см. История Сибири, 286). В Сибири христианизация велась по преимуществу фискальными методами, как в случае с якутами и западными бурятами. Главным проводником крещения была созданная в 1731 году Иркутская епархия. Крещенные получали освобождение от ясака на 5 лет, что было достаточно мощным стимулом для принятия христианства, но в то же время определяло поверхностный, формальный его характер. Новокрещенцы продолжали обращаться к своим прежним верованиям, и власти ничего не могли с этим поделать.