Как я уже говорил ранее, Екатерина признавала разумным не только терпеть ислам на территории империи, но и считала его полезным для ее интересов. Ислам в ее глазах, а также в глазах некоторых чиновников ее времени ассоциировался с цивилизацией, а потом эта религия стала частью ее политики в отношение юго-восточных окраин. Цивилизация тесно увязывалась с оседлым образом жизни, ибо кочевой российскими властями считался варварским, препятствующим развитию гражданственности. Сеть мечетей и медресе одлжны были, по мнению Екатерины, содействовать постепенному оседанию казахов и пресеь практику набегов, захватов людей, угона скота у соседних русских, татарских и башкирских жителей. Екатерина полагала, что ислам "со временем станет более эффективным в насаждении дисциплины, нежели жесткие меры" (Crews, 200). Российские власти решились на финансовую поддержку в строительстве мечетей и медресе в казахских степях с татарским преподавательским составом. Оренбургский губернатор Осип Игельстром также полагал, что назначение татарских мулл в казахские мечети будет служить средством для внушения "преданности к нам и убеждать их [казахов] против набегов и грабежей на наших границах". Поддержка российскими имперскими властями ислама объяснялась также близостью его доктрины христианской: монотеизм, наличие морали. Вероятно, после общения с Заяевым Екатерина также была относительно высокого мнения о буддизме как о религии. Ее современник Симон Паллас писал о хори-бурятах, что хотя "большая половина из них настоящие Язычники и подвластны своим шаманам; однако учители Ламайского закону с немалым старанием обращая из них в свое суеверие, сопряженное с некоторым нравоучением, уже успели столько, что учредили между ними своего духовного Гедзиля с двадцатью шестью простыми ламами, а знатнейшие из них Сайсаны, как и сам Тайша, уже несколько онаго закону придерживаются" (Паллас, 241). Буддизм все еще слыл суеверием и иначе как Ламайским идолпоклонством его почти не называли. Только в 1917 году по просьбе самих буддистов Временное правительство запретило называть так последователей Будды. Однако несмотря на практически полное незнакомство с доктринальными положениями буддизма и власти, и ученые, и даже миссионеры признавали присутствие в нем некоей морально-этической составляющей. Этого было достаточным, чтобы политика Екатерины в отношении ислама была механически перенесена на буддистов. Властям полагали тогда выгодным как бы сформировать церковь или форсировать ее формирование, чтобы затем проводить через нее свою политику или через нее влиять на быт и способ хозяйствования кочевых бурят. Скорее всего именно этим объясняется рвение властей в обеспечении стационарными (хотя и кошмовыми) монастырями все хоринские роды, у которых в то время монастырская сеть была еще неразвита. По крайней мере, на фоне строительства деревянных дацанов у селенгинцев, у хори-бурят этот процесс шел значительно медленнее. Кроме деревянного здания Тугну-Галтайского дацана до 1773 года мы не встречаем в источниках упоминаний о других постройках. Деревянное здание Кудунского дацана появилось в 1773 году (правда есть и другие мнения, говорящие о более раннем его появлении в 1750-х годах), а Анинского в 1775 (у Юмсунова дана дата 1795 г., но это скорее всего или описка или ошибка), ибо по сведениям Позднеева (Герасимова, 23) в 1795 году он сгорел (знаменитое каменное здание Анинского дацана взамен сгоревшего деревянного возникло лишь в 1811 г.). Мы видим, что, вероятно, под воздействием губернского указа 1773 года Тугну-Галтайский дацан получает легальный статус, а также возникают Кудунский и Анинский дацаны - важнейшие для истории буддизма бурят. Кроме этого, возникают и кошмовые храмы там, где их не было. В 1785 году тайша Иринцеев уже отчитывается перед властями, что хоринские буряты укопмлектованы храмами и дацанами. Таким образом, в последней четверти XVIII века в истории буддизма имел место удивительный период, когда власти напрямую содействовали развитию буддизма в регионе, однако период этот заканчивается в конце первой трети следующего столетия, когда Александр сворачивает свои и бабушкины либеральные реформы и начинается эпоха нелиберального Николая. Именно в этот полувековой промежуток у бурят возникает большая часть важнейших монастырских центров. Вот так Вольтер, Монтескье и Зонненфельс дали бурятскому буддизму встать на ноги.